Куда ты ушел, Иисус?
Когда мы тебя потеряли?
Быть может, когда мы решили,
Что точно владеем тобой?
Когда обращали весь мир?
Евреев прозвали жидами?
Когда отлучали от Церкви?
Жгли ведьм?
Полыхали войной?
А может, когда узнавали
Все больше и больше – и мифы,
Хранимые с первых столетий,
Нам стали уже не нужны?
А может, когда библеисты
Сказали нам ясно и просто,
Что в Библии все не про то –
И все мы неправильно верим?
А может, когда христиане
У нас на глазах
Людей обращали в калек –
Своею виной,
Вечным страхом своим
И верой слепой,
Мракобесием,
Злобой?
А может, когда осознали,
Что те, кто взывал к тебе: «Боже!»
И с Библией не расставался –
За рабство стояли стеной?
За расизм?
За Линча закон?
За право унизить детей?
Бить женщин?
Казнить тех, кто любит
Таких, как он сам?
А может, когда мы познали,
Что ты, обещавший нам жизнь,
Не мог повелеть ненавидеть,
И ползать во прахе и пепле,
И каяться в плаче до смерти?
А может, когда осенило,
Что если мы служим тебе,
То гнать должны прочь предрассудки,
Которые нам столь сладки?
Мы алчем тебя, Иисус,
Но мы уже просто не знаем,
Где ныне искать тебя нам.
В церквях, где ни капли сомнений?
А может, в других, где трясутся
От страха при слове «раскол»,
Где Бога сменила «сплоченность»
И где просто нечем дышать
И все умирают со скуки?
Да можешь ли быть ты в церквях,
Где гонят бессильных и нищих,
Самарию нашего мира –
И тех прокаженных,
Кого ты нарек нам родными?
А может, искать не в церквях?
А там, где в чести доброта?
Любовь безвозмездна?
И там, где вопросы любые –
Доверия знак?
Скажи, Иисус, а возможно,
Что именно мы, христиане, –
Убили тебя?
Отравой буквальных прочтений,
Оковами символов веры,
Отживших доктрин
Умирающих догм?
И если все это – причина,
Вернешься ли ты,
Если все устранить?
Скажи, мы тогда возродимся?
А может, как кто-то сказал,
Ты – просто мираж или призрак?
И только завеса забвенья
И страх потерять свои шкуры
Нам правду познать не дает?
Я все еще жажду и верю,
Я вижу в тебе, Иисус:
Исток и дорогу
К началу всей жизни,
К началу любви,
К столпам бытия,
Дверь в тайну святую.
Стремлюсь за порог…
Ты там меня встретишь?
Меня испытаешь?
Направишь?
Ты встанешь напротив?
Откроешь мне все о себе?
И там, у последней границы,
Ты примешь меня, Иисус?
В предел мироздания, к Богу,
Которым живу,
И дышу,
И надеюсь?
Поистине, в этом
Суть книги моей,
Иисус.
Как бы ни воспринимали Иисуса его современники, в наши дни его образ опутан паутиной средневековых доктрин – древних, истлевших, недостойных доверия.
Чем вызвано мое стремление освободить Иисуса из Назарета от массы наслоений в виде сверхъестественных чудес, символов веры, древних мифов? Ответ довольно прост: я – христианин. И, как христианин, я живу внутри религиозной системы, которая, в основе своей, утверждает, что в жизни Иисуса мы повстречали, узнали и обрели то, что называем Богом. В этом убеждении – сокровенная суть моей личности. Но это лишь отчасти вдохновляет мой поиск.
А еще мною движет то, что я живу в самом конце христианской эры и уверен, что застану кончину христианства в его историческом понимании. Христианство, возникающее у нас на глазах в Америке и в странах третьего мира… нет, с ним мне не по пути. Не хочу полнить душу борьбой за нелепые притязания, беспокойством и гневом. Не хочу преклоняться пред Богом, который требует только ползать во прахе, и хранить верность традиции, что велит глушить голос рассудка. Я жажду подлинной веры, и многое из того, что столько веков говорили об Иисусе, счесть правдой уже не могу. И должен признать это честно и откровенно.
Иные в стенах официальной Церкви заходятся от восторга, крича на всех углах, будто я не в силах хранить преданность древним догматам, ибо ушел от веры отцов и уже не смею звать себя христианином – или, по крайней мере, относить себя к «верным христианам». Эти критики, похоже, не отдают себе отчета в том, сколь скомпрометировано в наши дни само понятие «верного», ортодоксального, традиционного христианства. Ни один сколь-либо мыслящий человек сегодня не может утверждать, будто Земля находится в центре Вселенной. И тем не менее, в традиционном христианстве и традиционной христологии это утверждение – гораздо более важный компонент, нежели это готовы признать нынешние апологеты веры. Несмотря на поистине революционные перемены в нашем представлении о необъятном космосе, эти люди по-прежнему видят Бога как некое сверхсущество, которое обитает вне нашего мира, где-то за пределами небес, и время от времени вторгается в ход человеческой истории. А история Иисуса, изложенная в таком ключе, предстает как ярчайший пример такого божественного вмешательства. Традиционная христианская доктрина все еще изображает Иисуса как пришельца свыше, который был рожден от Бога чудесным образом и по завершении своей миссии снова вернулся к Богу, вознесшись в космическое пространство. Миссия же эта, по словам ортодоксов, заключалась в том, чтобы принести спасение падшему миру – что и было достигнуто через смерть Иисуса на кресте. Все эти утверждения, на всех уровнях смысла, стали для меня просто чепухой, чем-то вроде богословской абракадабры. И все же каждое воскресное утро в той или иной форме они звучат на литургиях в большинстве христианских церквей по всему миру. У меня нет желания и дальше делать вид, будто подобные понятия по-прежнему имеют для меня значение или стоят того, чтобы и дальше держаться за них.
Иногда, когда приходится отвечать на непрестанные нападки тех, кто живет в узах «вчерашнего христианства», возникает такое чувство, будто меня хочет заклевать до смерти стадо гогочущих гусей. Эти ревнители «традиций» так заняты отстаиванием ответов из давно минувшего прошлого, что уже не помнят, в чем, собственно, заключались изначальные вопросы, на которые были даны эти ответы. Они не понимают, что, по сути, сами похоронили Иисуса в гробнице иного мира, иного времени и иного места. То ли из страха, то ли из инстинкта самозащиты они все время винят меня в отречении от Иисуса, даже не сознавая, что для меня подобное совершенно немыслимо. Моя верность Иисусу прочна и непоколебима. Он не только в центре моей веры, но и в центре всего моего бытия. Но я верен Иисусу как опыту встречи с Богом, а не его традиционным толкованиям. И разница весьма велика.
Я никогда не мог понять, почему до сих пор мы так и не признали, что никакими фразами – призванными отразить наши намерения, желания, мнения, восприятия, представления, – вечную истину не охватить. Всякий раз, когда возникает потребность истолковать некое сильное вневременное переживание, его истинность оказывается в оковах языка, уровня знаний и мировоззрения толкователя. Любое объяснение всегда дается в терминах и идеях, обусловленных и ограниченных временем. Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением – все равно что смешивать вечное с преходящим, а конечную реальность – с ее крошечной частью. Именно эту ошибку извечно делают религии, и именно поэтому все они рано или поздно умирают. Христианство, как ясно теперь – не исключение.
Как бы ни воспринимали Иисуса его современники, в наши дни его образ опутан паутиной средневековых доктрин – древних, истлевших, недостойных доверия. И из-за этой паутины любой серьезный богословский диспут способен разве что возвести стену и отделить тех, кто громче всех орет, от тех, кому на все плевать. Иисус или становится пленником религиозных истериков, вечно запуганных, неуверенных в себе, невротичных – или же превращается всего лишь в бледную тень самого себя, символ давно ушедших веков и ностальгической тоски по былой вере, ушедшей навсегда. Ни один из этих двух вариантов меня не устраивает. Но пусть даже я и сознаю все это, меня по-прежнему влечет к этому Иисусу, и я намерен и дальше следовать за ним – столь же страстно и неутомимо. Истину, которую я, по моему глубокому убеждению, сумел в нем обрести, я не отдам ни тем, кто стремится оправдать то, что нельзя оправдывать, ни тем, кто жаждет избавиться от всех идей прежней эпохи, которые в наши дни кажутся совершенно бессмысленными.
Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением – все равно что смешивать вечное с преходящим
И не какая-то там сторонняя сила, а именно моя Церковь в одной из своих аккредитованных богословских семинарий научила меня воспринимать Библию критически. Почему же теперь я должен бояться подхода моей собственной Церкви к Священному Писанию? Нет, я применю полученные знания – и покажу моим читателям со всей ясностью, как мало исторические факты на самом деле говорят нам о предпосылках, на которых строится вся излагаемая нами история Иисуса. Иных этот анализ шокирует, ведь они и не подозревали, что все это известно академикам уже много веков. Однако я не хочу на этом останавливаться. Я воспринимаю Библию со всей серьезностью – и потому исследую ее страницы в поисках разоблачающих, но скрытых от взора подсказок-ключей. Я использую эти подсказки, проникшие в евангельскую традицию, и явлю смысл изначального опыта Иисуса. Именно впечатления тех, кто повстречал Иисуса, породили все сверхъестественные объяснения, – а не наоборот. И надеюсь, я смогу ясно показать: эти подсказки выходят на свет, если взглянуть на сугубо иудейские документы – известные нам, христианам, как Евангелия от Марка, Матфея, Луки и Иоанна, – сквозь призму иудейского мировоззрения. Я перечисляю их в порядке исторического возникновения: на мой взгляд, уже это послужит ценным подспорьем для их толкования. Я обозначу эти ключи ясно и четко и постараюсь провести читателей в самую суть впечатления, явленного Иисусом, – впечатления, сила и глубина которого и привели к тому, что его историю облекли в слова и записали.
Эта внутренняя потребность познать образ Иисуса за гранью Евангелий стала частью меня с тех пор, как я, еще мальчишка, впервые испытал на себе всю силу его личности. Я обрел в нем твердую опору в довольно бурном море жизни. Он дал мне безопасность, которую мне обещала моя фундаменталистская Евангелическая Церковь. Сейчас, глядя в прошлое, нетрудно объяснить, чем он меня так привлек. Я рос с отцом-алкоголиком, который умер, когда мне было двенадцать, и матерью, обреченной на бедность, неизбежно настигающую любого, кто пытается выжить в нашем мире, не закончив даже школу. Я отчаянно жаждал уверенности, которую, по уверениям моей Церкви, мог дать только Иисус. Все, что от меня требовалось – верить и повиноваться. Жить по Библии, в прямом смысле слова.
К тому времени, когда я подрос, мои взгляды сместились – от прежней библейской суровости к более утонченной церковной. Но я все так же алкал безопасности. Росли мои знания, и воспринимать Библию буквально я больше не мог, но не желал и отказываться от Иисуса. Тогда-то я и нашел временную передышку в справедливом, как я тогда считал, утверждении Католической Церкви: только через вероучительный авторитет Церкви обретается окончательная истина о Боге, и именно здесь – «неизменная вера». Со временем и это оказалось всего лишь иллюзией, которую я отверг по мере роста кругозора в студенческие годы.
Следующий этап в моем развитии настал, когда я впервые почувствовал, что Иисус стал для меня человеческим обликом той величайшей тайны, которую я называю Богом. Вся моя духовная жизнь, как я понял, была не чем иным, как одной бесконечной дорогой, призванной привести меня к этой тайне. Пауль Тиллих[6], один из ведущих богословов, повлиявших на мой образ мыслей, называл этого Бога «само-Бытием», а это означало, что мой поиск Бога будет тождествен поиску себя. Я и по сей день в пути, и не надеюсь достигнуть конца, пока живу «по эту сторону Иордана»[7]. Вместе с тем я не думаю, будто преследую некий мираж, рожденный моей же фантазией. Бог для меня – постижимая реальность, но когда я пытаюсь о нем говорить, Бог всегда превосходит любые объяснения. Уже сам этот факт выводит меня за пределы любой религиозной системы, уверяющей, будто именно ей ведома окончательная истина о Боге. С тех далеких дней религия стала для меня потеряла «непогрешимость», и ни одну ее форму нельзя воспринимать как окончательную.
Я пишу об этом так подробно лишь для того, чтобы вы поняли: мне лучше многих известно, сколь привлекательны религиозные системы, сулящие безопасность в обмен на признание безошибочности Библии или непогрешимости папы. Но теперь в этих заявлениях я вижу лишь обычные следствия религиозной истерии. Довольствоваться ими? Ну нет! Как и мои светские друзья, я считаю эти заявления самообманом, в котором больше не хочу участвовать. Но я не отказываюсь ни от поисков подлинного Иисуса, ни от попыток проникнуть в ту предельную тайну, которую именую Богом. Мне кажется, по этому пути в той или иной форме идет любой живущий на Земле, ибо поиск Бога – неотъемлемая часть того, что означает быть человеком.
Я все еще постоянно читаю библейские истории об Иисусе, но меня снова и снова отталкивают навязываемые самой их сутью предпосылки, ни с одной из которых я, человек XXI века, согласиться не в силах. Не верю, что некто способен в прямом смысле слова накормить пятью хлебами огромную толпу, – тогда миру никогда бы не грозил голод. А люди и сегодня, что ни день, умирают от голода. И если кто цепляется за такое понимание Бога, тогда логичен вывод, будто Бог в наши дни сам обрек голодающих на смерть, а мы просто отказываемся прямо признать, что такое божество ничем бы не отличалось от демона.
Не верю, что кто-то, обладающий сверхъестественной властью, может вернуть зрение слепым, слух – глухим, заставить немых петь, а хромых – встать и идти. Если такое возможно, зачем нам тогда медицина? Но она нам нужна, – а понимание причин болезней и поиск лекарств всегда были ответственностью людей, а не Бога.
Иногда утверждают, в защиту, будто век чудес миновал. Удобно: веришь в сверхъестественное и в то же время объясняешь, почему в современном мире оно не работает. А еще такая точка зрения противостоит нарастающему осознанию того, что никакого «века чудес» и не было, – а то, что наши предки называли чудесами, представляло собой или фантастические домыслы, с годами обраставшие ворохом сплетен, или неверное объяснение реальности, рожденное недостатком знаний об устройстве мира в те давние времена. По воде, аки посуху, у нас ходят разве что на поле для гольфа в скверных шутках. А бури рождает непрестанное движение атмосферных фронтов. У них нет личности, они не служат тайному замыслу божеств и уже потому не могут покориться человеческой воле.
Умершие – будь то дочь Иаира, сын Наинской вдовы, человек по имени Лазарь, – в наши дни не восстают из могил и не приходят к нам занять свое место. Мы знаем: смерть окончательна и бесповоротна. Если оставить мозг без кислорода на несколько минут, он необратимо разрушится, и все функции организма угаснут. Сейчас мы воспринимаем смерть как естественную часть жизни, а не как наказание, ниспосланное нам за грехи разгневанным божеством. И, разумеется, распятый человек, казненный и погребенный в пятницу, не может в воскресенье выйти живым и невредимым из гробницы, а его тело не может одолеть гравитацию, вознестись на небеса и вернуться к Богу, который, как верили в те давние времена, живет в заоблачной выси.
Поиск Бога – неотъемлемая часть того, что означает быть человеком
Вот лишь несколько примеров того, почему история Иисуса кажется мне скорее благочестивой фантазией, чем «словом Божьим». Я должен отринуть все эти вещи как невозможные, неистинные в прямом смысле слова. Но отказ от сторонних деталей не мешает мне по-прежнему верить в то, что Иисус ведет меня в иную, запредельную область, и через него мне открывается ее высший смысл.
Сверхъестественные библейские истории об Иисусе, звучавшие неоднократно на всем протяжении христианской истории, я уже не способен воспринимать в прямом смысле. Но меня по-прежнему влечет и вдохновляет его жизнь. Если кто-либо из вас, мои читатели, чувствовал нечто подобное, если этот конфликт вам знаком, то, быть может, я сумею стать для вас спутником или помощником на пути. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
И сперва обращусь к тирании религиозного страха. Неужели вера настолько слаба, а жизнь так опасна, что те, кто осмелится задавать вопросы, должны ждать нападок и упреков в безверии от тех, кому без религии не продохнуть? Я не враг христианской веры и не намерен завлекать всех в яростный спор. Да и дебаты в наше время вызваны взрывным расширением знаний, меняющим то, как мы видим мир, и библейской наукой, которую прежде не выпускали за пределы академических кругов из страха подорвать веру простых прихожан. Почему же эту вновь открытую истину так упорно отвергают и евангелическое, и католическое крыло христианской Церкви? Не кто иной, как покойный сенатор от штата Нью-Йорк, Дэниел Мойнихэн, однажды заявил: «Каждый имеет право на собственное мнение, но только не на собственные факты». И религии за ее «фактами» не скрыться от правды. Как, спрашиваем мы, согреть сердце, пренебрегая разумом? Как может сердце поклоняться тому, что разум отвергает, – если только страх перед небытием не порождает истерию, гасящую любые зачатки разума? Да, есть и другая сторона этого уравнения: сердце не способно бесконечно выносить пустоту, и чисто человеческое чувство опустошенности побуждает разум обретать новую почву под ногами, открывать новые возможности, искать иные пути. Духовной реальности, которую мы стремимся найти в наши дни постмодерна, никогда не достичь, не просветив ум, – но без доброго сердца к ней тоже не приблизиться. Уверен, именно это и побуждает нас к поиску новых форм почитания Бога, затрагивающих и сердце, и разум. Но прежде нам нужно избавить ум от всех прошлых формул, в наши дни уже не имеющих силы. Да, есть некое чувство безопасности в грезах об истине, не подлежащей обсуждению, или в жизни столь замкнутой, что для нее хватает и прежних объяснений всего и вся, но если не задавать серьезных вопросов, то искренне служить Богу невозможно. Нам следует признать этот факт – прямо и честно.
Я начну поиск с радикального разбора традиционных евангельских повествований об Иисусе. Да, многие из них не выдерживают критики. Иных это удивит, заденет, а то и приведет в ярость, когда они поймут, что большая часть из сказанного и написанного об Иисусе не имеет отношения к истории – и никогда не имела. Я со всех сторон рассмотрю эти рассказы и, если факты того потребуют, либо отложу их в сторону, либо выявлю их подлинный смысл. Я хочу сделать это смело и открыто. Возможно, кто-то обеспокоится тем, что в конце концов от традиционной истории веры не останется камня на камне. Но меня это не заботит. Моя цель – не уничтожить Иисуса, а разрушить те застывшие железобетонные стены, под которыми его погребли. И как только это будет исполнено, мы сможем продолжить наш путь к новому видению, где нас ждет новый Иисус – Иисус для неверующих.
Надеюсь, цель вас увлекла. Тогда вперед, в дорогу!